Без названия

…И начались долгие серые дни ожидания. Погода, словно пытаясь приободрить меня, разменивалась то на грозовой дождь, то на яркое пронзительное солнце, но и то, и то было мне глубоко индифферентно, а порой резкая смена настроения даже раздражала.
На душе было отвратно, так почему же я должна вымучивать из себя хороший настрой?!..
Конечно, я понимала, что удариться в тихое и глухое депрессивное настроение – не лучший выход, но я, наверное, просто слишком слабая…
Просыпаясь утром, я машинально собиралась и уходила в школу. Полдня, считай, были заняты. С подругами я больше никуда не уходила, хотя никто мне не мешал – ворота школы были пустынны, когда я выходила из корпусов вместе с Мийу и девчонками. Наоборот, смотря и не находя там знакомой фигуры, я усиленно сжимала губы, глотая перекрывавший горло ком, не давая жгучей, разрывающей грудь боли вырваться наружу. Девчонки тоскливо смотрели на меня и недоумевали, куда делся мой красавчик-брат, а я молчала.
Я ничего им не говорила.
Да и что я могла сказать?
Что из семьи в четыре человека я уверена, что жив только один, и это я?
Что, приходя вечерами домой, я запиралась в своей комнате, в пустом, безмолвном доме, откуда я со всяческими извинениями выперла в шею всю прислугу, и, валившись на кровать прямо в форме, глухо и навзрыд рыдала, пока не засыпала? А на утро, смывая с щек застывшие, тянущие кожу следы от соленых слез, пересиливала свое дикое желание забиться в угол и просто тихо страдать, собиралась в школу, и все повторялось заново, заново, заново?..
Проходили дни, недели… месяцы…
Пустынные ворота уже не порождали в моей груди ноющей острой боли – эта стадия прошла, превратившись во вторую – еще более кошмарную. Теперь грудь ныла всегда – изматывающей тупой болью…
Как-то раз я не выдержала – покупая сок в автомате, я машинально вспомнила, что братья в детстве любили издеваться надо мной, играя в войну и просто обливаясь томатным соком. Ноги сами подкосились, и я, судорожно сжав пакетик, забилась в промежуток между двумя автоматами, притянув колени к подбородку и судорожно кусая их, сдерживая наплывающие рыдания. Мийу нашла меня там минут через десять. Разволновалась, спрашивая, что случилось, пыталась вытянуть из меня, почему Харука перестал меня встречать…
При звуках его имени я сжалась в комок еще сильнее, и слезы брызнули из глаз.
Ну что, что я могла ей рассказать?! Что моего дедушку убил мой же старший брат, а средний спровоцировал старшего на смертный поединок?.. Что эти глупые эгоисты, растворившись в своих распрях за власть, совершенно позабыли про меня и оставили одну в огромном пустом доме?..
Грудь сжало так, что я заскрипела зубами, беззвучно рыдая в колени – сил держаться уже просто не было. Подруга сочувственно погладила меня по голове и предложила проводить до дома, но я лишь судорожно помотала головой – нет, я даже возвращаться туда не хочу. Одна, в огромном особняке, я ощущала себя маленькой брошенной девочкой, и страдания наваливались на меня с удвоенной силой.
Однако и сидеть в школе сил уже не было.
На улице снова шел дождь, но я уже давно не брала с собой зонт – наверное, тешимая слабенькой надеждой: а вдруг?.. Вдруг я выйду под дождь и снова увижу его, безмолвно стоящего под зонтиком у ворот… И он снова будет молчаливо и навязчиво меня преследовать, но я… я уже не буду на него кричать.
Я судорожно сжала зубы и, поскользнувшись, чуть не упала, уцепившись за скользкий фонарь. Небесные слезы смешивались с моими собственными, когда я, обнимаясь с фонарем, судорожно тряслась.
- Харука… Харука… - помимо воли шептали дрожащие губы.
Пусть он вернется. Пусть снова будет меня досаждать, пусть… пусть будет нервировать, раздражать… пусть! Я готова! Я хочу, чтобы так было! Я хочу вернуться в то время, когда это было! Когда был жив дедушка, когда Ридо хоть и казался опасным, хоть и был навязчивым и неприятным, но и он радовал меня своей кривой усмешкой хулигана, особенно принося мелкие яркие безделушки, так нравящиеся мне…
Я хочу вернуться в свое беззаботное, полное любви детство.
Я хочу…
- Эй! – вдруг окликнул меня неприятный хрипловатый голос. Послышались шлепающие шаги, и дождь над головой вдруг внезапно прекратился.
Я незаинтересованно подняла голову, видя над собой высокого парня лет девятнадцати с темными волосами. Каштановый цвет снова породил во мне воспоминания, и я сжалась в комок, стиснув зубы.
- С тобой что-то случилось? – удивленно-обеспокоенно спросил он.
- Нет…
- Может, помочь?
- Не надо… Я… уже ухожу.
Тихонько, перебирая руками по фонарю я поднялась на ноги и, даже не удосужившись отряхнуть юбку, наискось пересекла дорогу.
- Может, все-таки что-то случилось? – Навязчивый парень догнал меня, снова подняв зонтик над головой. – Давай сходим в кафе, ты мне сможешь все рассказать!..
«Уйди… Прошу тебя, уйди…» - молилась я, прибавляя шаг.
- Кстати, меня Хока зовут, а тебя?..
Я судорожно сжала пальцы, готовая как следует вмазать этому прилипчивому предмету экстерьера, когда вдруг увидела знакомую машину, остановившуюся у обочины, и встревоженное бледное лицо, выглядывающее из окна в мою сторону.
- Сайри… - выдохнула я и бросилась бежать.
- Эй!.. – послышалось мне вслед, но я видела перед собой только этот черный лимузин, пассажирская дверь которого отворилась за секунду до того, как я добежала до него. Я нырнула в темный жаркий салон, и хлопнувшая за спиной дверь, наконец-то, отрезала меня от остального мира и парня по имени Хока.
- Сайри… - прошептала я, утыкаясь в субтильного паренька и судорожно сжимая в пальцах его рубашку.

Ширабуки осторожно погладил меня по голове.
- Ты плохо выглядишь, Джури… - тихо произнес он.
Я не ответила, бессильно плача на его груди. Возможно, это выглядело неправильно и некрасиво, но мне было плевать, я была до невозможности рада его появлением в той серости, что окружала меня теперь.
- Нохор, к особняку… - повелительски махнул рукой Сайри, и машина мягко тронулась с места.
- Нет, не надо! – запротестовала я. – Я не хочу возвращаться туда!
- Джури, но ты не можешь остаться на ночь на улице… - пытаясь деликатно оторвать мои пальцы от своей рубашки, произнес парень. Я же хваталась за него с новой силой, панически глядя в его прозрачные глаза.
- Нет, Сайри! Я одна в огромном доме! Я боюсь его… Я…
- Успокойся, Джури. – Голос наследника Ширабуки был тих и мягок, но меня продолжала бить крупная дрожь – он протянул мне стакан с водой, и я смогла выпить ее только с третьей попытки, чуть поумерив выстукивающие дробь зубы и почти расколотив стакан. – Ты не останешься одна… Сегодня я переночую с тобой. Мы поговорим, ты выскажешься. Станет лучше…
Я судорожно кивнула, обхватывая себя руками.
Он не обманул. Оставшись со мной, он провел всю ночь, работая «жилеткой» в которую я выплакала все, что накопилось во мне за долгие недели. Высказавшись, я действительно почувствовала себя лучше, тугой ком в груди чуть расслабился, но никуда не делся, продолжая выматывать меня тупой болью. Сайри же в свою очередь рассказал мне, что Ридо удалось пленить, однако он вырвался и сбежал, и сейчас Совет Старейшин плотно и тщательно выслеживает его, готовя новые пути заточения чистокровного принца-убийцы. Парень обмолвился, что обойдутся с ним не менее мягко, чем он обошелся со своим дедом. Про Харуку он ничего не говорил, а я не спрашивала – боялась услышать страшные слова и осознать, что я действительно осталась одна.
Под утро я смогла уснуть, а когда проснулась через несколько часов, заметила, что Сайри уже нет, а на тумбочке лежит короткая записка:

«Ты знаешь, где меня найти…»

Снова шел дождь, но я чувствовала появившуюся в душе легкость. Я была очень благодарна Сайри за то, что он сделал. Без него, я думаю, я бы просто наложила на себя руки, не в силах больше терпеть и заодно пресекая возможные последствия. Мысль о том, как бесславно пропал бы с летописей чистокровный клан Куранов заставила меня усмехнуться.
Уроки уже начались, но я все равно собралась и отправилась в школу – лучше быть среди людей, чем в одиночестве. Получив заслуженный нагоняй за опоздание, я ввалилась в класс и терпеливо отсидела все положенные мне уроки. Сидя на последнем, я размышляла, что сейчас закончится эта политология, я отправлюсь домой, заставлю себя выучить уроки на завтра – надо же как-то реабилитироваться в глазах учителей – а потом позвоню в особняк Ширабуки. Сайри не откажется облегчить мне еще одну одинокую ночь. От этой мысли у меня в душе всколыхнулась надежда, и я уповала на друга – вдруг ему удастся вернуть меня к жизни…
Выходя из школы в сопровождении одноклассниц, я безучастно смотрела на впереди идущую Нами, углубившаяся в собственные мысли и краем уха, без особого интереса слушая их болтовню.
Вдруг девчонки остановились, прерывая разговор на полуслове.
- …да-да, я тоже думала, что было бы неплохо… Ого.
- Это же…
- Джури, посмотри!..
- Ничего себе! Его что, волоком протащили через полконтинента?!..
- Бедняга!..
- Но он все равно красивый, даже такой!
- Рэнде!
- Джури, что случилось? Почему он так выглядит?..
Я не отреагировала. Болтовня девчонок билась где-то на краю моего сознания, словно за плотно запертыми окнами. Тело окаменело, а потом начало меленько дрожать – я отчетливо ощутила это на своих зубах, выбивающих морзянку за приоткрытыми губами.
- Ха-Харука… - одними губами прошептала я.
Широко распахнутые глаза жадно впитывали каждую черту его темной фигуры, заново вспоминая. Выглядел он неважнецки - обтрепанное пыльное пальто, разорванный воротник посеревшей рубашки, разбитые руки и губы, подтек в уголке рта – самих ранений уже не было, но он почему-то не вытирал выступившую кровь, позволяя ей, запекаясь, стягивать кожу…
Но, несмотря на его ужасный внешний вид, он стоял у ворот школы и… улыбался. Улыбался той его улыбкой – мягкой, нежной, чуть грустной и смущенной – которая жутко бесила меня, когда я видела ее на его лице.
Тихо бухнула сумка, спавшая с моего опущенного плеча, когда я сделала шаг вперед. Еще один. И сорвалась на бег, спотыкаясь и падая на него. Харука чуть пошатнулся, выставив ногу назад, но не упал, удержался. Я обхватила его за шею, приникая к нему всем телом, и уткнулась лицом ему в ключицу. Роста катастрофически не хватало, но он, чуть помедлив, ответно обхватил меня поперек спины, прижимая к себе, чуть приподнимая над землей.
Дыхание прерывисто вырывалось сквозь зубы пополам со всхлипами, которые я уже не могла сдерживать – тугой ком под ребрами начал нестерпимо пульсировать, волнами распространяя по моему телу скопившиеся там чувства. Еще немного, и у меня начнется истерика.
- …что случилось-то?..
- …но, ничего не понимаю… Уезжал он, что ли?..
- …ури его ненавидела…
Брат тихо и молча гладил меня по голове, и из-за этого мне хотелось разреветься еще больше… Все. Слезы прорвали плотину моего самообладания, горячим водопадом проливаясь на щеки и его шею.
- Как маленькая… - со смешком прошептал он.
- Дурак!.. Гад, аморал, идиот!.. – выплевывала я оскорбления, задыхаясь от слез, душивших меня. – Н-ненавижу тебя!..
А потом сделала совершенно противоположное моим словам – требовательно, в порыве притянула его лицо за волосы к себе и исступленно поцеловала.
- Джури! – изумленно донеслось позади среди, пока я терзала его губы. Душа кричала: «Мой! Мой! Мой!» в каждом яростном движении, и мне казалось, что он был совершенно этому не против.
- Они же кровные родственники!..
- …родные брат с сестрой…
Они не осознают, не поймут. Для них это аморально, неправильно, неприлично.
Мы с ним ошиблись. Оба.
Он – в том, что пришел сюда. Не смог, не выдержал, хотел увидеть меня как можно скорее. Он рассказал мне все это еще в первые секунды нашего поцелуя – его тягу, его неумолимое влечение увидеть меня, понять, что все, что он сделал там, все это было не напрасно, и я теперь в безопасности…
Я – в том, что поддалась порыву, не удержала стену самообладания, позволила захлестнуть себя и унести… Но я уже просто не выдерживала, я его увидела – и это стало последней каплей в переполненном сосуде. Вода из ванны перелилась через край и начала топить соседей…
Наша ошибка – мы выставили на люди то, что скрывал наш род.
Но… это была не самая большая ошибка в нашей жизни.
- Дурак… ненавижу тебя, ненавижу… - задыхалась я, исступленно его целуя. – Никогда, слышишь… никогда…
- Помолчи… - тихо выдохнул он.
И я замолчала, послушавшись его впервые в жизни.
Теперь я уже знала свой выбор – да и какие могут быть сомнения?.. Вот он, весь в моих руках, в этих пальцах, судорожно, до боли сжимавших его волосы, в этих объятиях. Я вцепилась мертвой хваткой в лацканы его пальто, не ощущая боли в губах… Но он все же отодвинулся, напоследок чмокнув меня в губы, мягко, чуть виновато улыбаясь. Я уткнулась лбом в его грудь, продолжая судорожно держаться за его пальто, словно он мог вырваться и убежать от меня.
Я медленно повернула голову вправо, оглядываясь на девочек. Одноклассницы застыли в немом оцепенении, перестав даже перешептываться, но я почему-то не ощущала перед ними себя виноватой.
- Думаю, теперь ты не сможешь здесь учиться… - мягко заметил брат.
- Да я, собственно, и сама это поняла… - тихо отозвалась я, перехватывая остекленевший взгляд Мийу. Со вздохом закрыла на минутку глаза. – Я совершила ошибку, не надо было мне просить дедушку об этом одолжении…
- Ты ведь хотела…
- Да, хотела. Но, Харука… Все-таки они другие. Настолько, что сейчас они смотрят на нас как на зверей…
Теплая ладонь с длинными пальцами на моем затылке. Легкое нежное поглаживание.
- Не волнуйся… Они забудут нас… Человеческая память коротка…
- Да, ты прав…
Я отняла свою голову от его груди, посмотрев в теплые глаза, перехватила его руку в свою, крепко сжав пальцами…
- Идем, Харука. Идем…



«… а через пару дней в моем дневнике появился первый сознательный мой рисунок. Это были большие, чуть грустные карие глаза в обрамлении густых черных ресниц.
Его глаза…
Я хочу навечно запомнить его теплый, добрый, терпеливый взгляд, его улыбку. Я сохраню этот рисунок в своем дневнике, в своем небольшом кусочке своей души, чтобы, когда он будет вдали от меня, я всегда смогла вспомнить его и ощутить в груди то теплое щемящее чувство, что поселилось там…
А пока мы просто с ним идем, взявшись за руки, по линии наших жизней.
Знаешь…
Я люблю тебя, Харука.
Я люблю тебя…»

Из дневника Джури Куран.

Утром Зеро впервые узнал, что такое похмелье. Голова гудела, будто кто-то дул на ухо в трубку, ноги затекли, и что-то елозило рядом…Охотник моментально открыл глаза. На его груди лежала голова Такумы, который, как показалось Кирию , спал. Первая мысль, которая возникла в голове: что вчера-то было?
Первым вспомнился Ханабуса, с серпантином. Потом он пьет кровь Такумы, вот вечеринка, вот он целуется с Кураном…Зеро широко распахнул глаза
«Спокойствие, спокойствие. Мы были оба пьяны, и Куран, наверное, не знал, что делал…А я его вообще, с Такумой перепутал, да»
Погрузившись в своё мысленное оправдание, парень даже не заметил, как проснулся Ичиджо.
-Доброе утро
Кирию перевел взгляд на парня
-Доброе, что ты здесь делаешь? И что вчера было?
-Ну…ты ушел, мы еще немного выпили, и разошлись по комнатам. Юуки-чан попросила меня зайти к тебе. А ты сказал, что я могу остаться у тебя на ночь.
Такума, конечно же, врал. Он, действительно, по просьбе Юуки, пошел в комнату Зеро. Но именинник уже спал, и, не заметно прошмыгнув в комнату, Ичиджо улегся рядом и уснул.



Юуки приоткрыла двери покое Курана. Он спал, даже не раздевшись, уснул на кровати. Она скользнула в комнату, прикрыв двери. Мысли были у девочки не самые приличные. Она уже давно хотела спать вместе с онии-сама, и чтобы он целовал ее не как ребенка, а как взрослую женщину, как тогда, когда пробудил ее. Юуки присела на кровать и нагнулась к губам чистокровного, легко касаясь их. Все произошло слишком быстро, Канаме просунул язык в приоткрытые девичьи губы, и, оказавшись сверху, вдавил ее в кровать. Он целовал ее глубоко, сминая любое сопротивление. Через несколько секунд Куран с ужасом понял, что он целует Юуки. Он перепутал ее с Зеро…
Канаме отстранился, и взглянул в глаза сестры. Она недовольно простонала, почувствовав, что он отстраняется…
-Юуки, прости, я просто еще не проснулся…
-Я поняла, онии-сама…
-Хорошо,- Куран поднялся, и подал руку девочке,- Ты что-то хотела?
-Эм, Канаме-онии-сама, можно мы с Зеро возьмем машину…
-Зачем?
-Я хочу отвезти его на кладбище к Ичиру.
-Хорошо, но пусть с ваши поедет Ичиджо
-Хорошо,- Юуки поднялась, на носочки и еще раз чмокнув, Канаме, убежала из комнаты.

Чистокровная нашла Кирию на кухне. Он проглатывал всю еду, которая осталась со вчерашнего дня.
-Зеро, ты тут
Тот лишь кивнул, продолжая набивать желудок. Как казалось Юуки. Он вообще не пережевывал, просто глотал. Зеро никогда не отличался обжорством, но сегодня он явно наверстывал упущенное.
Куран села напротив парня, и рассказала ему о своей идее. Он одобрительно кивнул, и, выпив чай, поднялся за Такумой.

Все кладбище было в снегу. Из-под белого покрывала, одиноко выглядывали надгробные плиты. Открыв створку литых ворот, вампиры прошли вперед.
Кирию присел рядом с надгробной плитой, с надписью: Ичиру Кирию. Сначала он положил на камень руку, чтобы смахнуть снег. А потом прислонился к камню лбом.
-Ну, здравствуй, брат
Сразу вспомнилась его улыбка, нежный голос, добрые глаза. Он всегда был чувствительней Зеро, он всегда был мягче Зеро. Они были одним целым, и в тоже время разными частичками. Комок подкатил к горлу. Хотелось плакать, кричать, звать на помощь…
-Зеро, все нормально?
Такума присел рядом и положил руку на его плечо. Тепло…Черт, почему рядом с ним так тепло? Так тепло и больно? Ведь от части, Кирию предал его.
-Да,- выдавил охотник и отвел взгляд
Ичиджо поднялся на ноги
-Мы подождем тебя в машине
Когда охотник услышал, что дверь машины хлопнула, он облегченно вздохнул. Горечь сдавила горло, стало трудно дышать
-Я люблю тебя, Ичиру…
Потрусив колени от снега, Кирию, зашагал в сторону машины. Он шел быстро, не оглядываясь назад…
Как бы мы не пытались убежать, но прошлое все равно преследует нас…
-Поехали,- Такума завел мотор, и выключил радио
Ты пытаешься забыть прошлое, но забыть его невозможно, с ним надо смириться, и отпустить…


Все последующие дни, Канаме тщательно избегал встреч с Кирию. Последний тоже не желал видеться с чистокровным. Все было как обычно, все было как всегда, но все же…


Это был обычный, и ничем не примечательный вечер... хотя нет, Зеро под вечер, вышел в библиотеку, взять книгу. Чистокровный отправил Ичиджо по делам, а по сему. Кирию приходилось коротать время одному.
Перемолвившись парой слов с Акацуки, он взял пару первых попавших под руку книг. Затем спустился на кухню, взяв чаю, поднялся к себе в комнату.
Толкнув дверь, Зеро себя как-то странно почувствовал. А обернувшись, он увидел причину своих ощущений
-Что ты здесь делаешь, Куран?
Он не оборачивался, стоял и смотрел в окно. Кирию поставил чай на стол, и туда же положил книги. Он подошел к окну и стал рядом , с чистокровным
-Я голоден, Кирию-кун
Зеро расстегивает ворот рубашки, и наклоняет голову. Куран склоняется к столь желанной крови, пробует на вкус его кожу, пьет его кровь. Прижимает запястья Кирию к стенке, проскальзывая коленом между ног «жертвы». Зеро не выдерживает и стонет, облизывая пересохшие губы. Дальше все происходит как в тумане, меньше слов, больше близости…Канаме спросил: не делают ли они чего-то плохого? А Зеро ответил: Нет
Одежда была снята, стоны становились громче.…В глазах отражалась страсть и порочность… Борьба рук, гибких тел, языком, продолжалась и не утихала всю ночь.…И лишь под утро, когда инстинкт диктовал засыпать, они усмирили свой пыл, забывшись, заснули…